— Я рада, что мальчишки здоровы, — кивнула Черил, чувствуя себя неловко и глупо. Но она никогда не умела произносить слова утешения, считая, что соболезнования звучат банально и бездушно. Кроме того, ее визит имел скрытые мотивы, а в таких случаях она заметно теряла уверенность в себе.
— Я выполню то, что обещала на поминальной службе, — после паузы проговорила Черил. — Возьму Джоша и Скотта на уик-энд, только дай знать.
— Спасибо, но пока никто из нас не готов к разлуке, хотя бы и на два дня.
Взрослые замолчали. Откуда-то доносились веселые детские крики. Дуг первым обрел дар речи:
— Миссис Фейнман, спасибо, что согласились нас принять.
— Зовите меня Фран, пожалуйста. Любой друг Черил всегда желанный гость в нашем доме.
— Не знаю, с чего начать, — выдавил Дуг. — Поймите, мне нелегко задавать этот вопрос. Есть ли что-то… скажем… необычное… в смерти вашего мужа?
Женщины переглянулись. Черил поспешно отвела глаза.
— Я должна была поделиться с ним, Фран, тем немногим, что знала.
После того необыкновенного обеда у Джима Шульца она действительно разоткровенничалась.
— Так и быть, Дуг, скажу. Необычным было его лицо… нет, не то слово. Оно было жутким. Бен умер с выражением несказанного ужаса.
Дуг на миг растерялся. Потом зябко поежился. И что теперь? Но он должен, должен продолжать, иначе на очереди окажутся он и Черил!
— Фран, вы не предполагаете, что так его напугало?
Вдова столь яростно скрутила носовой платок, что несколько ниток вышивки полопались с тихим, но отчетливым звуком.
— Бен? Мой Бен ничего не боялся. Весь страх выжгла из него война в Персидском заливе.
Черил осторожно положила ладонь на руку подруги.
— Тогда что, Фран? Должно быть, что-то невыносимое… тебя тоже не так-то легко запугать.
Миссис Фейнман только головой покачала. Дуг вскочил и забегал по комнате.
— Вы уверены, что Бен оставался один, когда случился удар?
— Мы с детьми были на субботнем утреннике.
Воспоминания о восторге близнецов заставили ее на мгновение улыбнуться.
— Когда мы уходили, Бен сидел в кабинете. Сказал, что принес домой слишком много работы и не может пойти с нами. Выходя, я закрыла дверь кабинета. Когда мы вернулись, он сидел в кресле. Мертвый. И лицо было такое, что полиция перерыла весь дом. Мои отпечатки оказались верхними на внутренней и наружной ручках двери кабинета.
Она обхватила себя руками и принялась раскачиваться. В наступившей тишине вопли близнецов звучали особенно резко.
— А до этого ты замечала что-нибудь необычное в поведении Бена?
У Черил не было никакой версии: просто должна же существовать какая-то скрытая причина этой странной смерти.
— Примерно месяц назад Бен проходил диспансеризацию. Доктор сказал, что он абсолютно здоров. Бен всегда был полон энергии… Полон жизни…
Мысли Дуга лихорадочно метались в поисках хоть какой-то идеи.
— А в кабинете ничего не переставлялось?
— Нет.
Глаза Фран налились слезами.
— Я так и не смогла туда войти.
Дуг и Черил получили разрешение посмотреть. Маленькая, чистая комната словно издевалась над ними. Аккуратно прибранный стол ничего им не сказал… впрочем, как и шлем с нейронным интерфейсом, который, очевидно, свалился на пол, когда Бен осел в кресле.
Дуг провел пальцем по рисунку на пресс-папье — бессмысленное сплетение глубоко выгравированных пересекающихся овалов с темными царапинами на поверхности, словно кто-то хотел стереть узор — и молча пошел к двери.
Дуг условился о встрече в санатории «Шейди Эйкрз», но только благодаря обаянию Черил им удалось уговорить лечащего доктора провести их в палату Боба Чернера. Правда, теперь они вовсе не были уверены в том, что эта такая уж блестящая идея.
Сначала предубеждение Дуга против подобных заведений поколебалось. Безупречно подстриженные газоны, оправдывая название санатория, лежали в тени старых дубов. [3] На траве играли солнечные зайчики, сумевшие прошмыгнуть сквозь густые кроны. Вестибюль оказался светлым и просторным. Яркий свет лился сквозь окна, лаская мраморный пол. Стены украшали жизнерадостные картины, висевшие по обеим сторонам лестницы.
А вот палата Чернера имела вид малоприятный. Единственной мебелью оказалась небольшая, привинченная к полу кровать без спинок. Маленькое оконце, прорезанное почти под потолком, было забрано решеткой. Стены и пол были обиты мягкой тканью.
— Дуг, — пробормотала Черил. Судя по дрожи в голосе, ее одолевали те же сомнения. — Да видит ли он нас?
Дуг вынудил себя присмотреться к больному. Он знал Чернера по работам, несколько раз они сидели рядом на симпозиумах. Чернер был живым, остроумным, с веселыми искорками в глазах. Человек, сидевший на кровати, тупо пялился в угол, равнодушный к появлению посетителей. Ни следа той, прежней личности. Марлевые повязки закрывали руины, которые, как им сказали, он оставил от своего лица.
На этом незнакомце была смирительная рубашка.
— Нет, — тихо ответил Дуг. — Вряд ли он нас узнает.
Он подступил ближе.
— Боб? Это я, Дуг Кэри. Нам нужно поговорить.
Судя по вспыхнувшим глазам, его услышали. А вот поняли ли? Трудно сказать.
— Боб, что с вами случилось?
Неловкое молчание нарушила Черил.
— Бесполезно. Вы знаете, что с ним сотворили.
Многократный электрошок. Но разве был у врачей выбор, когда Боб начинал буйствовать, едва кончалось действие транквилизаторов? Они боялись, что он может искалечить себя даже в смирительной рубашке: с такой силой он рвался на волю.
Но пока Чернер оставался молчаливым, инертным, пассивным.
Дуг сделал еще одну попытку.
— Должно быть, случилось нечто ужасное. Кошмарное. Но вы не одиноки. Мы знаем: что-то происходит со всеми исследователями нейронных интерфейсов. Многие погибли. Вы должны помочь нам остановить эту напасть.
Ничего.
Черил вздохнула и, подойдя к Дугу, пристально и внимательно посмотрела в глаза Чернера. Они были пусты. Безжизненны. Просто черные дыры души.
Борясь с бессильными слезами, Черил отступила. Неужели и Дуг так кончит? Да и она сама? Боже, лучше смерть!
Дуг вынул из кармана ручку и карманный календарь. Ему пришла в голову мысль, возможно, глупая, но других просто не возникало.
Он что-то нарисовал на внутренней стороне обложки и поднес незамысловатое произведение к глазам Чернера.
Первое мгновение единственной реакцией были вылезающие из орбит глаза пациента. Потом тот глубоко вздохнул, и тишину прорезал вопль такого первобытного ужаса, что Дуг едва не уронил календарь. Ткань смирительной рубашки распирали бугрившиеся мускулы. С губ летели брызги слюны.
Безумец взметнулся с кровати и, низко нагнув голову, словно взбесившийся бык, бросился на врага. Дуга спасло только то, что ноги Чернера затекли от долгого сидения: он споткнулся и, по-прежнему вопя, рухнул на мягкий пол. Глаза, еще недавно бессмысленные, налились бешеной яростью. Он отчаянно пытался подняться. Но тут дверь с треском распахнулась, и в комнату ворвались люди в белых халатах, грубо оттолкнувшие Дуга. Трое мужчин едва справились с бьющимся на полу человеком.
— Что вы наделали? — обрушился на Дуга санитар, вводя шприц для подкожных инъекций в шею Чернера. Тот выгнулся дугой от боли, но тут же обмяк.
Дуг беспомощно уставился на свой рисунок: переплетение овалов, скопированное с пресс-папье Бена Фейнмана. Должно быть, здесь и кроется разгадка. Они наверняка что-то означают. Но что?!
Происходило что-то очень странное. Например, она не помнила своей фамилии, хотя имя на водительских правах не вызывало внутреннего протеста. Очевидно, права в сумочке, лежавшей под столом, принадлежали ей, поскольку на них был ее снимок. Для того, чтобы прийти к этому заключению, понадобилось вынуть пудреницу и посмотреться в зеркальце.
В коридоре под дверью кабинета — ее кабинета? — переговаривались люди. Ни один голос не был знакомым. Зато и этот голос казался властным… непререкаемым. Как она могла слышать другие звуки, когда голос говорил столь громко?